Вообще, Нант был всегда портовым городом, хоть он от океана и в 50 километрах. Просто Луара тут такая широкая, что корабли доходили на разгрузку до самого Нанта. И город поэтому был матросский, и полубретонский (а бретонцы никогда особой утонченностью не славились, а, как и полагается кельтам, любили выпить, всяко побезобразить, католическую церковь, маму и т.п.)

С бретонскостью его история странная - по идее он был даже чем-то вроде бретонской столицы, хотя настоящая Бретань километрах в 100 на север. Это потому что тут находилась резиденция бретонских герцогов (сейчас она называется замок герцогини Анны Бретонской), вполне себе приятный такой замок, с обводным канальчиком и травяной лужайкой около, на которой приятно валяться и пить пиво). То есть вроде бы была Бретань. Но после вандейских войн, когда республиканцы заколбасили вандейскую и бретонскую контру, Наполеон разделил Бретань на разные департаменты - саму Бретань, и Атлантическую Луару, которая стала совсем уж небретонской. Все названия по крайней мере вокруг Нанта французские, и только на въезде город написано для важности Nantes - Naoned на двух языках. Ну и есть конечно некоторое количество психов в черно-белых шарфах бретонских цветов, которые пишут на стенах "BREIZH=44" (Breizh - Бретань по-бретонски, а на 44 кончаются номера автомобилей в департаменте Loire Atlantique, то есть вместе это заклинание значит - тут у нас Бретань, ребята). Но стоить съездить в настоящую Бретань, и разница становится сразу видна.

Через несколько месяцев я вернулся в Нант, уже надолго, и вначале, как это ни странно, в нашем распоряжении оказалась совершенно халявная квартирка на дюШаффо, выходящая в собственный маленький дворик, где было тихо, мирно, и была обалденная непривычно длиннющая осень до самого декабря. Там я засел за перевод "Ангелов одиночества", чем, собственно и занимаюсь на этой фотографии.

После совершенно безумного лета там было очень хорошо, неправдоподобно хорошо просто. Как-то так получилось, что с нантскими русскими мы тогда общались мало, хоть это и были старые друзья по Питеру, больно уж было нелегко выбраться из погруженности в свои дела. А еще мы гуляли, по горбатым улочкам и по немногим маленьким паркам (с зеленью вообще в России как-то получше). Вот эта торчащая из земли рогатка (кстати, недалеко от дома Жюля Верна, который оказался нашенским нантским парнем) мне очень нравилась своей нелепостью. К сожалению, в момент фотографирования на нее повесили эту дурацкую рекламу, по которой кстати и видно что снято в мае, потом уже.

Среди мест наших прогулок было одно любимое - вдоль притока Луары Эрдра, переименованного благодаря Бабаджану в Дорже почему-то (и до сих пор никто не понимает как это получилось).

Но зато все знают когда.

Кстати (вот уж некстати) Бабаджан не всегда был Бабаджаном. Просто как-то раз, живя с нами в Токсово, он постригся наголо. И лег спать. Тут пришли мы с Гариком. Бабаджан мирно сопел под одеялом, пока мы стояли над ним и угорали, тыкая пальцами в лысую башку и вопя: "Ух ты! тыква со снами!". Разбуженный этими воплями, тогда-еще-не-бабаджан проснулся, испуганно посмотрел в зеркало и сказал: "Ой, совсем я бабаджанский стал...". и сразу превратился в уже-самого-настоящего-Бабаджана).

Так вот, приехал Бабаджан в Нант, провел с приятностию некоторое время в общении в Таем (тем самым вьетнамцем со второго этажа сквота). После чего решил что совсем потерялся, никого никогда уже не найдет и ой-ей-ей поэтому, и стал искать место где ночевать. Нашел он его разглядывая карту города и увидев место, где на берегу реки есть какая-то зелень, дотопал туда таща аграмедный рюкзак, и забурился в кусты. Через пару дней он все-таки "нашелся" и на вопрос где ночевал сказал с застенчивой улыбкой (вот как наверху, слева) "Ну, на этом... Дорже!"

Кажется, это называется лирическое отступление.

Так вот, идя по Эрдру, вначале проходишь мимо острова Маленький Версаль , а потом попадаешь на набережную, вдоль которой стоит корабли, которые когда-то, видимо в шестидесятых, были зачалены там на постоянку и переоборудованы в пловучие домики. Со временем безбашенные тусовщики, поселившиеся там, превратились во вполне безобидных горожан с детьми, собаками etc, несколько раз я видел выходивших из этих корабликов хозяев, которые почти не отличались от обычных прохожих (ну может разве некоторая остаточная расслабленность). Около этих кораблей возникли уже маленькие калиточки в изгороди, повешены почтовые ящики, и всякая прочая уютность.

Если же пройти по Эдру еще дальше, то будет как раз бабаджанская нычка, лесок около деревянного настила лодочной станции, с которого мы пару раз купались (а какие-то молодцы с противоположного берега свистели: "Эй, c`est quoi ca? la plage nudiste?"), а потом вышел мсье в белой рубашкой с женой и собакой, посмотрел на нас изумленно, спросил откуда вы такие? потом, ну как водичка? повернулся к собаке и, с презрительным видом, скомандовал "Вперед!", и собака плюхнулась купаться с нами.

А еще дальше начинаются уже парковые такие леса (за которыми все равно видны дома, конечно же), с променадом и дорожкой для велосипедистов, но кое где все ж таки возникает иллюзия уединения.

Продолжение