извините за качество фоток - сам знаю, что дерьмовое. Хорошие закончились. Да я и не фотограф :-))
Интересно смотреть на все чужими глазами.
Хотя пока особо и не на что: быстрая ночная дорога, разделенная подергивающейся белой полосой, да невидимые горы. Но Алексис с Морицом не отрывают глаз…
А я вот, кароче, дембель.
. . .
«Смотрите» - тычу в окно, хвастаясь минаретами, корзинами и ослами – «Дереккой!»
* * *
Дереккой.
«Давайте остановимся, чайку попьем! Попробуете турецкий чай…» - похоже, Юлику тоже нравится.
и мы останавливаемся в той самой деревне, где так хотелось выйти месяц назад, заходим в чайную, где, кроме Юли и Яэль – женщин нет. Есть же - застывшие, повернувшиеся, разглядывающие усатые лица... Месяц назад было бы как-то не по себе.
«Lutfen, alti buyuk bardak cay!» - значит, шесть больших бардаков чая, пожалуйста...
(да-да, все правда, и durak otobusu - действительно автобусная остановка)
Хозяин приносит медный поднос со стеклянными пузатыми стаканчиками. И остается у столика.
«Э-эээ… вер ю а фром? Milliyeteniz ne?»
«Israel, Almanya, Rusya, Francya” - минутное препирательство с Морицом, заявляющим, что он не немец, а гражданин мира, и вообще ненавидит все эти гражданства, а Европу, погрязшую в материализме, ненавидит в особенности...
“Cok guzel!”, говорит хозяин и важно поднимает указательный палец. «Интернационал!»
пальцы, узнавая, охватывают стаканчики с коричневым терпким чаем.
* * *
Пока горы не кончились (внезапно, как в прошлый раз), мы сворачиваем в сторону и устраиваемся ночевать на распаханном поле, полого уходящем вниз, от края влажного ночного леса.
. . .
Все спят, кроме Морица и Алексиса, хихикающих у догорающего костра. Я лежу за колесом автобуса - чтобы утром не разбудило солнце, и мне не спится. Звуки в местном лесу совсем другие, чем в России, дневные – звонче и насыщенней, ночью – объемная поцыкивающая тишина. Прикрываю глаза…
изгиб узкой речки с низкими зелеными берегами, деревянные дома, невысокий мостик с прогнившей доской, прибитая течением стелящаяся по дну трава
да когда я видел все это в последний раз, в Москве?
провожу ладонью по спальнику – мокрый черный след на высыпавшей седыми капельками росе...
* * *
Вдоль дороги – скалистая обочина, с колючей проволокой и частыми табличками «military zone» на двух языках. На каждой - черный силуэт солдата с автоматом.
НАТО-вские военные базы, вдоль бывшей вражеской границы.
Первый турецкий город – Киркларели – встретил хорошо. Несколько часов на улице, и Болгария закончилась: есть деньги, еда, в баке бензин, погода отличная…
* * *
Вечером, сворачиваем в чахлый лесок, растущий из белых потрескавшихся скал… собираем дубовые ветки… костер… и после ужасно философской беседы расползаемся по спальникам.
но что-то вокруг странное. Звук, что ли… или отблеск непонятный...
я отхожу в сторону, посмотреть – перелезаю, матерясь, пару рытвин с цапучими колючками – ну да, странный звук, негромкое электрическое гудение, и белеющая вдалеке стена с мигающим красным фонарем
ладно, завтра разберемся…
* * *
«Ээээ… мнэээ…»
ноги, в армейских ботинках, и край защитного цвета плаща. Я поднимаю голову, заранее в тоске. Не люблю просыпаться резко, да и вообще разговаривать по утрам.
Солдат в чем-то вроде плащ-палатки.
“ Merhaba! Nasilsiniz?”
“ Merhaba”, отвечаю я - и он радостно тараторит по-турецки.
“Лютфен - Инглизче? English?”
“ Inglizce yok” (цокающее языком сокрушение). – “ Maalasef”
молчим …
надо что-то сказать, наверное. И я пытаюсь, вспоминая из книжки: “Биз…ятачак.. йемек… гельделим” (мы… спать… есть… уходим).
« Moment”, говорит солдат и уходит, за переводчиком.
. . .
«Здравствуйте, вы – туристы?» (рассматривая разбросанные по поляне окуклившиеся грязные спальники). «Как вам нравится Турция?»
Чок гюзель, ясно дело. Ата-Тюрк акбар.
«Извините, но вы на территории военной базы. Гражданским тут нельзя. Хотите, я подскажу вам, где тут, неподалеку, гостиница…»
«Да нет, спасибо. Сейчас вот остальные проснуться, и мы поедем…»
«Пожалуйста, не могли бы вы уйти до девяти часов? А то приедет офицер ( the big boss), и у нас будут неприятности. Извините»
«Конечно-конечно»
Они уходят, а я начинаю распихивать безжизненные тела. Которые мычат, брыкаются и страдают. Наконец, пятеро зомби сидят, моргая.
«Поехали быстрей, а? Просили же?»
Но тела хотят чаю и завтрака. И мы сидим, медленно попивая чаек и приходя в себя.
Время без пяти девять.
. . .
Из-за деревьев появляется человек десять солдат. Яэль встает и машет им рукой: “ Tamam, tamam, geldelim - идем-идем!»
«Вы не можете здесь находится! Пожалуйста, покиньте базу!», говорит тот, который умеет по-английски .
Солдаты стоят полукругом и рассматривают. Неприятно.
… стоят, переминаются. . .
«My friends, where you are from?»
“Do you like Turkey ?”
оживленное турецкое обсуждение…
. . .
- и я вдруг улавливаю (турецкие слова складываются в фразы, неуверенно, будто в кино с пропадающим звуком): «Где Мустафа? Найдите Мустафу. Он по-русски знает, пусть поговорит!»
Закидав барахло в автобус, мы выезжаем с поляны –
Солдаты стоят рядком, и, ну ей-богу, машут нам вслед.